Репортаж с позиций на Авдеевском направлении
Когда прогремел первый прилет, мы сидели и курили. Взрыв раздался без сопутствующих звуков. Ни свиста, ни шороха, просто разрыв. Наверняка что-то западное. Затрещали пулеметы.
— В небе «птичка», — зашипел голос по рации.
Звуки «работы» пулеметчиков становились громче. Их заглушал только грохот новых прилетов. Все ближе и ближе. Трескотня пуль усиливалась. Количество стволов увеличивалось. Они тоже приближались к нашим позициям.
— Моя мне говорит, что я ее достал. Ночами не спал, когда вернулся домой в отпуск. В первую ночь совсем не мог уснуть. Тихо так было, — делился мобилизованный из Санкт-Петербурга.
— А я проснулся в первую ночь и смотрю на потолок, а там люстра. Я думаю, что за дебил ее сюда повесил, — добавил сослуживец.
Засмеялись. Раскатисто так, словно рассказали какую-то рядовую шутку из обыденной жизни.
В ногах то и дело пробегал «Трасер» — пёс бойца с позывным «Историк». Я смотрел на собаку и ждал его реакции на раздающиеся звуки. «Трасер» был спокоен, не лаял, уши не вострил, значит, можно было не беспокоиться.
— Всем прекратить стрельбу, — раздался голос из динамика.
Пулеметы продолжали палить. Поливали закатное небо. Где-то были «глаза» корректировщика. Голос в рации еще несколько раз повторил команду, пока все не стихло. Всего раз тишину разорвал очередной прилет, а следом настала окончательная тишина.
— Часто у вас так? — спросил у бойца, сидящего по левую руку от меня, с позывным «Поэт». В действительности мой вопрос был глупым, ведь до позиций противника было каких-то несколько сотен метров, а линия фронта здесь застыла давным-давно. Обе стороны прекрасно знают, что, где и как. Вот и палят друг по другу без возможности сместить линию соприкосновения. В лоб бить здесь бессмысленно с обеих сторон. Поэтому прилетает здесь всякое. Сейчас ВСУ уже без какого-либо стеснения используют западное вооружение, но оно у них на этом участке фронта было и до этого. В Авдеевской промзоне чего только не было. Бойцы еще в далеком 2017 году рассказывали о польских минометах, чьи снаряды падают без свиста, в отличие от советских. А сейчас украинцы используют РСЗО стран НАТО.
— Периодически. «Сыч», когда приезжал в прошлый раз, тоже под такие звуки уезжал, — вспомнил «Поэт» о визите к ним на позиции своего знакомого еще по мирной жизни в Санкт-Петербурге. Они не прекратили общение после того, как Максим, так зовут бойца, ушел на фронт.
С «Поэтом» я познакомился в 2019 году в культурной столице России. Он пришел на презентацию моей книги и выставки. Кажется, что было это так давно, а прошло каких-то 4 года, и как круто все изменилось. Некогда водитель троллейбуса – теперь среди таких же, как он, мобилизованных военнослужащих. В 2019 году и подумать не мог, что в следующий раз Макса встречу в военной форме в окопе под Авдеевкой. Помню, как тогда его впечатлили кадры с бойцами с передовой на различных участках фронта в ДНР, а теперь он сам — один из них.
— Когда жена узнала, что я собираюсь на войну, сказала, что хочет со мной развестись. Потом остыла и через пару часов сказала, что я герой, что она об этом не подозревала, — вспоминал «Поэт» осень прошлого года, когда он сам пошел в военкомат и попросился в Донбасс.
Свой позывной боец получил, как это несложно догадаться, за свое хобби. На войне писать стихотворения не перестал. Сюжеты — военные, как это ни странно. Об обыденной жизни, об окружающих людях, о собаках, которых тут предостаточно. Как признался «Поэт» по пути на позиции, одна ему настолько запала в душу, что он даже планирует ее впоследствии забрать в мирную жизнь. Одному псу, самому боязливому, который огрызался на бойцов и других собак, который боялся любого шороха, посвятил одно из своих стихотворений.
Какие грустные, тоскливые глаза —
В них боль видна, страдания и муки.
По-человечески в них промелькнëт слеза,
Когда смертельные всё будоражат звуки:
От взрывов, от свистящих в небе мин,
От выстрелов ПК и автоматов,
От надрывающихся в воздухе турбин,
От близко пролетающих снарядов…
Заходят в каждый разорëнный дом,
Надеясь отыскать свою обитель,
И робко завиляют вдруг хвостом,
Заметив рядом камуфляжный китель.
Военные поделятся едой,
Погладят, нежно за ухом потреплют
И жизнь становится хоть чуточку другой,
Собаки ж тоже служат, как умеют…
А у солдат такая же судьба —
Война внесла в их жизни коррективы.
И взгляд такой же грустный иногда,
И каждый день за радость, если живы…
Пес подстроился под своих собратьев и больше свой страх не показывал. Лежал в ногах у Макса мирно, пытался уснуть. Периодически поднимал голову, оглядывался, а после укладывал ее на лапы и закрывал глаза, не обращая внимания на трескотню пулеметов. Должно быть, снова что-то подозрительное плыло по темно-синему полотну. В какой-то момент затихло вновь. Тишина держалась минут 10-15.
— Пока затихло, пора возвращаться, — сказал «Поэт» и пошел за бойцом, который меня отвез в Донецк.
В город вернулись, когда уже стемнело. Катили по Киевскому району, там, где намеренно выключены фонари. Пробирались сквозь тьму августовского вечера. Смотрел на мелькающие огоньки проезжающих мимо автомобилей сквозь паутину прошитого осколком стекла. «Газелька» пережила несколько прилетов, но все еще оставалась в строю.
По обыкновению, когда попадаешь в Донецк после позиций, пропадает чувство тревожной настороженности. Ложное чувство, ведь среди мирных кварталов сейчас порой опаснее, чем в окопах, что отмечают даже военные. И все же наступило обманчивое облегчение, что попал в безопасное место. Оно испарилось быстро, когда водитель высадил в пункте назначения, а со стороны, откуда мы только что приехали, стали доноситься взрывы. ВСУ забрасывали Киевский район кассетными снарядами. Загорелся гражданский дом.
«В очередной раз пронесло», — мысль, которая всякий раз приходит в голову, когда, возвращаясь с передовой, пропускаешь свою очередь на «черный билет». Сколько еще осталось до лимита везения, неизвестно.
